Озеро Вуокса
Одно из ярких воспоминаний этого лета — два дня на берегах самого красивого озера Карельского перешейка.
Я приурочил это небольшое путешествие к поездке в Питер, и в очередной раз убедился, что лучшие места этого города для меня — вне его пределов.
Приозерский район мне был уже знаком по выездам на Ладогу и сплаву по реке Тихой. В этот же раз мне предстояло исследовать область по другую сторону от железной дороги — легендарную Вуоксу, с ее чистыми зеркальными водами, многочисленными островами и гладкими лбами скал, поросших деревцами и камышом. Близость озера к станции и обилие укромных местечек, при большой площади, сделали его культовым местом рыбного промысла. От нескольких лодочных станций, расположенных вплотную друг к другу, то и дело отходили трескучие моторки с рыбаками, как один облаченными в камуфляж под блекло-оранжевыми спасательными жилетами. Я же взял четырехместную “Пеллу”, пару массивных весел, закинул в нее рюкзак с палаткой и направился вглубь озера…
Погода стояла великолепная, настроение соответствовало, и весла бодро ныряли в воду, толкая лодку по извилистым проходам между зарослями камыша и черными гладкими камнями, коварно скрывавшими верхушки под самой поверхностью озера. Обилие островов, запланированных мной к посещению, подсказывало сохранять этот бодрый темп, но три с лишним часа пути к Приозерску тоже не прошли бесследно — нужно было подкрепиться. Я стал выглядывать место вдоль берега ближайшего острова и с большим неудовольствием обнаружил, что каждая из стоянок, отмеченных на моей карте, уже была кем-то занята. После нескольких неудач остров уже почти “закончился”, а мысль проплыть еще пару-тройку километров до следующего отзывалась в пустом животе гулким болезненным эхом. К счастью, я заприметил-таки маленькую бухту, как назло закрытую торчащими из воды камнями, и, с ювелирной точностью протиснувшись между ними, с удовольствием сошел на берег.
Место оказалось весьма удачным, кто-то даже сложил там очаг из камней и соорудил подобие стула из пары чурбаков и замшелого валуна. Немного усилий, и дымок с ароматом лапши уже дразнил обоняние, гармонично дополняя тихое потрескивание угольков. Нужно ли говорить, как вкусно это было…
После обеда оказалось неожиданно трудно заставить себя сесть в лодку и снова налечь на весла. Желанию неспешно рефлексировать в таком месте сопротивляться весьма нелегко!
Восстановив силы, я продолжил свою водную прогулку. Плыл я довольно долго, разглядывая бесчисленные узоры, сплетенные кронами деревьев, отраженные от зеркальной поверхости воды — спокойной, темной, тихой. Иногда вслушивался в голоса людей на берегу, чаще всего их самих видно не было — только лодки с настроенными удилищами и дымные столбики костров, проглядывающие сквозь листву.
Сделав еще несколько вылазок чтобы побродить по мху, размять затекшие плечи и перевести дух, я стал искать место для лагеря. Времени до темноты было еще много, но обилие людей, вооруженных моторами и добрым запасом спиртного, немного беспокоило, поэтому я открыл карту и направился к ближайшей стоянке.
Как я и полагал, там меня не особенно ждали — дедок в тельняшке и сапогах по самые уши даже перестал разливать водку своим боевым товарищам — все ради того, чтобы втроем они могли смерить меня холодным и весьма недвусмысленным взглядом.
Следующая стоянка встретила меня полуголыми телами, бренно возлежащими на гладкой скале. Неподвижно впитывая остатки дневного солнца, они вяло переговаривались друг с другом и с кем-то за деревьями. И хотя шума от них было не много, а поблизости были еще укромные полянки, задерживаться там совсем не хотелось…
А между тем вечерело. Тело, не привыкшее к такой специфичной нагрузке, уже откровенно требовало полноценного привала. Еще две стоянки я покинул из-за неприличного количества банок, бутылок и мангалов, оставленных местными отбросами. Надежда провести ночь в хорошем месте понемногу начинала угасать, но все-же удача была благосклонна — из зарослей тростника показалась уютная бухточка с ровной полянкой, окруженной высоким березами и ольхой. И никого!
Привязав лодку, я осмотрелся, еще не совсем веря своей удаче — место было идеальным во всех отношениях, и я ждал, что вот-вот из-за деревьев покажется чья-то фигура или прозвучит голос. Убедившись в своем господстве на этом пятачке, я расстелил пенку на идеально ровной скале и прилег, подложив под голову флиску. И только теперь, глядя сквозь пушистые колоски на вечернее небо, с чувством заслуженного блаженства, я осознал, как же рад просто быть здесь, сейчас, не думая ни о ком и ни о чем…
Теплый ветерок, ритмично покачивающий стебли тростника, и редкое щебетание птиц создавали такое ощущение, будто время замедлилось в этом месте. И хотя солнце садилось почти незаметно, я знал, что это продлится недолго, ведь то была лишь прелюдия к настоящему представлению — закату. Желание запечатлеть его во всей красе вынудило меня снова взяться за вёсла.
Вооружившись горячим чаем, на скорую руку заваренным на горелке, я поплыл на самое широкое место неподалеку от моего острова, надеясь не застать там вереницу лодок с другими, столь же романтично настроенными, персонажами. Теперь уже солнце скатывалось к линии горизонта буквально на глазах, и я все сильнее налегал на вёсла, боясь упустить “лучшую” точку обзора. И только увидев во всем величии объект своих стремлений, я ощутил, как мелочны были эти потуги…
Закат я проводил затаив дыхание, пристально вглядываясь в дрожащие золотистые блики, до самого момента, когда последние лучи солнца еще достигали моих глаз, и еще немного после…
В лагерь я вернулся уже в сумерках, и первым делом разжег огонь, чтобы приготовить ужин и скрасить свой вечер теплом и светом первобытной стихии.
Когда угасли последние отсветы заката, и тишина стала темнотой, мир стремительно сжался до размеров светового пятна от костра. Лишь редкие, и оттого резкие звуки, доносившиеся то с воды, то из глубины острова, напоминали о существовании чего-то живого вне этого круга. Холодок наползал и с воды, и из глубин родовой памяти…
Утро встретило бодрящей прохладой. Умываясь, я оторопел на добрую минуту от колоссального всплеска то ли щуки, то ли бобра, поднявшего высокий столб воды в нескольких метрах от меня. Не дождавшись повторного выступления, я сготовил кофе, и, неспешно позавтракав, собрался в обратный путь.
Рассвет впечатлял не меньше, чем закат, но совсем по другому — в нем было что-то картинное, то ли от холстов маринистов, то ли от мастеров японской графики. Тонкая дымка на идеально гладкой поверхности озера и безупречный градиент однородного неба придавали пейзажу легкое ощущение нереальности. Сонная тишина, нарушаемая лишь плеском воды из под весла, была ему лучшим сопровождением.
Остаток пути я провел словно в медитации — машинально обходя уже знакомые острова, я просто созерцал умиротворенный пейзаж, лишь иногда отвлекаясь на мысли или сверяя время. Путешествие подходило к концу, но щемящего чувства незавершенности не было — сполна ухватив красоту и величие Вуоксы, я оставил этот край с легким сердцем.
